Дмитрий Выдрин: «Я Путину при личной встрече сказал: «Вы нас обманули: вы не политик, а разведчик». 1 часть
Советник четырех президентов Украины о шароварах Ющенко, автобазе Януковича и окончании СВО.
«Меня всегда удивляет, когда говорят, что это Запад управляет Украиной. Нет, это скорее Украина управляет Западом и является его духовным лидером. Еще во времена Ющенко хвост не просто крутил собакой, но и отдавал ей свои приказы. Более того, хвост убедил собаку, что именно от него зависит выживание всего собачьего тела», — рассуждает писатель и политтехнолог Дмитрий Выдрин. О том, какие кланы господствуют на современной Украине, когда Запад прекратит поддерживать киевский режим, как кибернетически запрограммирована личность Путина и насколько вероятно, что Россия переварит «братскую» республику, как Китай переварил Гонконг, Выдрин рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
«Россия — последняя классическая капиталистическая держава на планете, а Украина сразу перепрыгнула в постмодерн»
— Дмитрий Игнатьевич, с 2014 года (или еще раньше) Украина противопоставляет себя России как некое «царство свободы и вольности» — «стране рабов, стране господ». Откуда, на ваш взгляд, возникло это противопоставление, это деление украинцев и русских на «вольных казаков» и «царских холопов», есть ли у него корни в украинской культуре и ментальности или оно навязано современным поколениям украинцев извне?
— Как человек с философским образованием могу сказать: ни одну идею и ни одну умозрительную концепцию нельзя просто так внедрить в «гуляй-поле», на пустом месте. Необходимы соответствующие предпосылки, благоприятная почва, на которой та или иная идея может привиться и дать свои плоды. Полагаю, упомянутая вами идея (или же нарратив, как сейчас принято говорить) зиждется по меньшей мере на двух предпосылках.
Итак, первая предпосылка. На мой взгляд, Россия и Украина находятся в разных информационных фазах. Говорить об этом я могу с некоторым знанием дела, поскольку долгое время проработал в медийной сфере, занимал там какие-то позиции и должности и потому сужу по своему опыту. В этом контексте Украина, пожалуй, принадлежит к феодальной системе. Такой общественный уклад сегодня обыкновенно называют олигархатом, но на самом деле это некий набор феодов, которыми руководят (или же руководили в недавнем прошлом) крупные нувориши и «воротилы». Они и создали украинскую феодально-крепостную систему. Крепостную — в плане ассоциации с крепостями. Так вот, современная Украина — это, по сути, несколько таких «крепостей», внутри которых за высоким крепостным валом и неприступным забором живут богатые люди и их челядь. А за пределами этого вала обитают другие люди, которые иногда играют для «феодалов» роль корма, а иногда — поставщиков свежей и дешевой рабочей силы. Причем рабочей силы в широком смысле этого слова — и офисного планктона, и сотрудников ЧОПов, и свежих тел для каких-нибудь массажных кабинетов, и так далее.
Когда-то я уже пытался описывать украинский «феодализм», но с тех пор что-то в нем, конечно же, изменилось. На момент, когда я пытался анализировать эту систему, она состояла из пары базовых феодов и нескольких им сопутствующих феодальных предобразований. В частности, я выделял донецкий феодальный кластер или же, говоря попросту, Донецкую «крепость», а также Днепропетровскую «крепость», которая всегда жестко конкурировала с донецкими. Это и были две самые мощные феодальные системы на Украине. Между прочим, киевский феодальный кластер так и не возник, поскольку Киев по очереди захватывали то днепропетровские, то донецкие, и столица для них являлась своего рода переходящим вымпелом от бригады к бригаде.
Кроме этого, существовали еще не оформившиеся кланы вроде «западенского» на базе Львова, местного сельхозпроизводства и банковской сферы. Также стоит упоминать закарпатский и буковинский кланы (точнее, предкланы). Они мечтали оформиться в такие же полноценные феодальные кластеры, как донецкий или днепровский, но еще, как говорится, находились в пути.
Разумеется, между всеми вышеперечисленными кланами были приняты не добрососедские отношения, а самая жесткая конкурентная борьба. Поскольку я был вмонтирован в эту ситуацию, еще с 1990-х мог наблюдать ее в развитии. И мне представлялось, что каждый феод должен иметь у себя полный джентльменский набор возможностей, обеспечивающий ему замкнутый производственный цикл. Скажем, применительно к Донецку — от слябов (заготовок) до труб. Однако, кроме этого, на мой взгляд, требовались и некоторые сервисные вещи. К примеру, как-то я порекомендовал представителям киевского клана приобрести киевское «Динамо» вместе со стадионом. Они лишь удивились: «А зачем нам это? Мы мечтаем о газе, о трубах, а ты нам про „Динамо“». Я говорю: «Представьте себе: у вас в столице есть собственный огромный стадион, внутри него — красивая и гламурно оформленная трибуна. На этой трибуне обязательно будет сидеть украинский президент, потому что для Украины футбол — это святое. Вы будете сидеть рядом с президентом на трибуне, и после каждого удачно забитого гола в пользу той команды, за которую болеет глава государства, вы сможете под рюмочку подписывать у него какие-то скидки на электроэнергию, на льготы для вашего бизнеса и тому подобное».
К слову: футбол для украинцев — это святое и всегда будет в почете. Потому что Украина сама по себе — это имитационная страна, где ценятся фиглярство, скоморошество и сцена как таковая, а футбол, на мой взгляд, — это самый имитационный вид спорта. Здесь можно сымитировать все, вплоть до результатов матча. Кстати, именно поэтому в России футбол никогда не будет главным. Наоборот, российским спортивным архетипом является хоккей, где значительно меньше доля имитации и где все ближе к настоящему. Как известно из популярной советской песни: «В хоккей играют настоящие мужчины, трус не играет в хоккей!»
Так вот, возвращаясь к «джентльменскому набору», характерному для украинских «крепостей». Кроме стадионов, трибун и прочего, я рекомендовал кланам иметь свое собственное медиасопровождение. Тогда еще не существовало телеграм-каналов, но были широко распространены простые газеты и простые телеканалы. Быть может, мой совет так повлиял или идея носилась в воздухе, но все крупные «феодалы» Украины, кроме собственного производственного цикла, действительно обзавелись своими медиа, включая телестудии (некоторыми из них мне даже довелось поруководить), несколько газет и журналов, а также интернет-ресурсы и «ботофермы» (т. е. организованные группы людей, которые пишут оплачиваемые сообщения, выгодные заказчику, и публикуют их в интернете со специально созданных аккаунтов, — прим. ред.). Что касается производственного цикла, то у каждого он был довольно специфичен: кто-то сидел на металле, кто-то — на топливно-энергетическом комплексе, кто-то — на зерне, а кто-то в буквальном смысле восседал на яйцах, мечтая при этом «всю Европу ударить по яйцам» и создав для этих целей колоссальный яичный кластер.
Вообще, конкуренция у украинских «феодалов» тоже воспринималась как некая вольница и гуляй-поле. Однако это была не свобода в ее классическом понимании, а лишь свобода запредельно жесткой, а иногда беспредельной конкуренции со стороны «феодалов», старавшихся собрать для себя максимум власти не только экономической, но и политической, и информационной, и даже духовно-мировоззренческой. В те годы у меня было ощущение, что эта система окажется более долговечной, нежели моя скоротечная жизнь, и я даже не думал, что доживу до времени, когда вырвусь из этой среды. Помнится, мне даже приходилось выступать в качестве стилиста, и на своих визитных карточках я писал, не особо стесняясь: «Профессор, политолог, философ» и т. д. Это пользовалось спросом, хотя про себя я понимал: «Ну какой я философ? Я, говоря откровенно, просто человек с философским образованием».
В связи с этим расскажу еще одну небольшую историю. Как-то в юности мне довелось участвовать в одном секретном проекте с академиком АН СССР Виктором Глушковым (советский математик и кибернетик (1923–1982) — прим. ред.). Когда я пришел к Виктору Михайловичу впервые, он спросил меня: «Вы кто?» «Молодой ученый», — гордо ответил я, памятуя о том, что на тот момент являлся зампредседателя секции молодых ученых Института кибернетики. «Как вам повезло! — пожал плечами Глушков. — Вы уже ученый, а я только научный работник. Лично знаю только пять ученых, но сам я пока не достиг этого уровня». Поэтому мне смешно, когда людей сегодня называют философами. Да, есть люди с философским образованием, но настоящих философов вроде Платона или Канта, по-моему, в современном мире уже не осталось.
Так вот, свобода не в философском смысле, а чисто в бытовом воспринималась многими украинцами просто как конкуренция кланов.
— А «челядь» могла переходить от клана к клану? «Юрьев день» был?
— Да, «челядь» переходила, ведь ты не давал клятву верности до гроба и не расписывался собственной кровью. Но, поскольку каждый клан старался оценить нужного ему человека, то его руководители всегда следили за тем, чтобы «ценный специалист» получал соответствующую зарплату. Помнится, был такой киевский мэр Леонид Черновецкий (в 2006–2012 годах) — состоятельный человек, банкир, основатель Правекс-Банка. Как-то я попросил у него помощи в издании философской книги. Он слегка поморщился: «Ты знаешь, старик, мне философия глубоко, как бы это сказать… Поэтому денег тебе я не дам». «Ну что ж, — отреагировал я, — извини, что занял твое время и выпил твой кофе». И пошел к дверям. Но не успел выйти из кабинета, как Черновецкий меня окликнул. Я обернулся и увидел, что он возится у сейфа. Открыл его, пошарил в глубине и что-то вложил мне в ладонь — что-то маленькое, явно не соответствующее спонсорской помощи на книгу. Смотрю, а это крохотный слиток золота весом в 50 граммов. Я искренне удивился: «За что?» Мэр пояснил: «Если ты уйдешь от меня с нулевым результатом, то затаишь обиду и где-нибудь что-то плохое обо мне скажешь. А так ты будешь чувствовать, что ты мне обязан и вряд ли станешь плохое обо мне говорить». «Хорошо, спасибо» — говорю я, прощаюсь и снова иду к дверям. И опять до них не дохожу. Черновецкий второй раз окликает меня: «Постой!» Вижу: он опять возится у сейфа, подзывает меня и вкладывает мне в руку еще более крошечный золотой слиток весом в 25 граммов. «А то вдруг будет мало», — вслух рассудил он. То есть один из крупнейших на тот момент банкиров Украины оценил мое сиюминутное настроение в 75 граммов золота.
К чему я это говорю? Сила олигархов заключалась в том, что они умели оценить и взвесить твою преданность, материальные интересы и личные симпатии, а также старались адекватно это компенсировать. Поэтому я практически не знаю случаев, когда бы ключевые люди переходили из клана в клан. Скажем, днепропетровский клан как сложился 20 лет назад (олигархи Игорь Коломойский, Виктор Пинчук и прочие), так он и остался поныне. Как был одесский клан, так он и сохранился. Правда, многие его представители вначале переехали на Западную Украину, затем в Европу, а некоторые в настоящее время осели либо в Арабских Эмиратах, либо в Москве.
— Скажем, бывший премьер-министр Украины Николай Азаров, переехавший в Россию, — это представитель донецкого клана?
— Николай Янович Азаров всегда старался держаться в стороне от кланов. При этом по своим настроениям, взглядам, русскому языку (который он на каком-то этапе предал, на мой взгляд, и тем самым подрубил основания собственной легитимности) он, конечно, тяготел к донецкому клану, но не входил в него.
— Кто тогда был «аватаркой» донецкого клана? Виктор Янукович?
— Думаю, что все-таки не он, а олигарх Ринат Ахметов. Ринат Леонидович более молодой, более гибкий и более смышленый. Я еще застал времена, когда Виктор Федорович Янукович мог по два часа сидеть у него в приемной, ожидая встречи. А потом все поменялось и стало ровно наоборот. Клановики — это такие тонко чувствующие люди: они знают, когда и кому надлежит сидеть у них в приемной и когда им самим стоит подождать в предбаннике. Так что вскоре наступили времена, когда Ахметов по два часа проводил в приемной у Януковича, зная, что от этого зависят определенные властные и экономические преференции.
Возвращаясь к вашему вопросу: основания водораздела между российским пониманием свободы и украинским (или, точнее, квазиукраинским) коренятся в различном информационном устройстве наших стран. Россия худо-бедно, с трудом, но все-таки вышла на путь капиталистического модерна. Вообще, в национальном российском характере есть такая черта — все воспринимать всерьез. Это связано с огромными, серьезными просторами государства, суровой религией, чугунными игрушками в детстве и, в принципе, всей национальной матрицей. Поэтому Россия серьезно восприняла и базовые капиталистические ценности, которые описаны еще Фридрихом Энгельсом и сводятся к известной триаде: семья, собственность, государство. В настоящее время, как мне кажется, РФ является последней классической капиталистической державой на планете. Запад уже успел отказаться и от семьи, и от собственности, и от государства, а Россия все еще стоит на этих трех китах и по-прежнему верит, что это такие незыблемые базовые устои.
Что касается Украины, то она достаточно быстро перепрыгнула в постмодерн. И это второе ее серьезное отличие от России, вторая предпосылка, заставляющая ее жить в другом нарративе. Как мы знаем, постмодерн предполагает разрушение этих базовых фундаментальных основ — святынь капитализма. Более того, украинская республика даже в чем-то быстрее Запада начала разрушать у себя и семью, и собственность. Можно сказать, что в современной Украине нет такого понятия, как семья — есть женщины как переходящий приз и спонтанная смена обстоятельств личной жизни, то есть такая невыносимая легкость бытия. Разумеется, нет и собственности — она приходит и уходит преимущественно политическими путями. Ну и, конечно, нет государства, а есть его имитация.
Поэтому мы можем сказать, что сегодня Украина в какой-то мере является духовным лидером Запада. Кстати, меня всегда удивляет, когда мне говорят, что это Запад управляет Украиной. Нет, это скорее Украина управляет Западом. Сделав своими лидерами людей сцены, людей-фейков, представителей смехачества и, как сказал бы Михаил Бахтин, людей карнавальной культуры, украинцы напрямую перешагнули к постмодерну. А что такое свобода в ценностях постмодерна? Это прежде всего полная безответственность. Так что если Россия — это иногда тяжелая и даже угрюмая ответственность за все содеянное, то Украина, как я уже сказал, — это невыносимая легкость бытия и полная безответственность, когда ты не отвечаешь ни за свои слова, ни за действия. Актер ведь не отвечает за то, что он делает на сцене, импровизируя или следуя сценарию режиссера. Так и украинцы стремятся ни за что ни перед кем не отвечать.
Таким образом, различия в информационных фазах и разница между модерном и постмодерном наложили отпечаток на разное понимание свободы в РФ и на Украине. Вообще, когда какой-то термин пытаешься раскусить, мне думается, надо меньше обращаться к философским рефлексиями. Если вы наберете в интернет-поиске слово «свобода», то найдете не меньше 300 ее определений, сделанных когда-то различными философами и мыслителями. Но, быть может, лучше просто пересмотреть фильм «Кавказская пленница» и послушать замечательно мудрые тосты вроде всем знакомого: «Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями». Вот вам и определение свободы, и достаточно современное — разве что слово «возможности» можно заменить на «компетенции». Для меня свобода — это совпадение компетенций и желаний. Россия идет именно по этому пути. А Украина пошла по бахтинскому пути: сначала это были карнавал и смехачество, затем слово «карнавал» поднадоело и возник термин «вертеп». Сегодняшняя украинская культура — это вертепная культура. Она, как я уже сказал, не предполагает никакой ответственности. Если какой-нибудь Петрушка на сцене отметелит попа или полицая, то ему за это ничего не будет.
Продолжение следует…
