Дмитрий Выдрин: Основной инстинкт. В жизни и политике

Интересный народ американцы. Обожают простые ответы на самые сложные вопросы. Наверное, поэтому именно у них родилась максима о том, что на каждый сложный вопрос всегда найдется простой, очевидный для всех и неправильный ответ.

Но я сейчас не про “правильность” ответов, а про запрос субъектов. Наверное, именно этот запрос и определил возвращение в мейнстрим подзабытой книги Питера Родмана “Президентское командование”.

Там великая тайна президентской карьеры сводится, по сути, к двум способностям: дару общения и вере в собственные инстинкты. Точнее, вере в здоровые инстинкты, и умение ими управлять.

Исходя из этого и расшифровывается загадка “трампомании”, а заодно и “трампофобии”. Мол, Дональд наш Фредович, как всякий опытный шоумен, виртуоз “общения с залом”. Это правда.

А как несомненное “политическое животное” он – персона с абсолютной волей к власти и доверяет своим низменным инстинктам больше, чем лукавому рассудку. Вероятно.

Соответственно, этот герой пришел в Белый дом надолго. И конституцию, если надо для этого, поменяет. И годы с плеч сбросит. И круг своих фанатов сплотит. И врагов не разочарует…

Впрочем, не буду множить ни войско его фанатов, ни толпу его оппонентов. Остановлюсь на предложенной методике оценки потенциала лидерства. В ней, безусловно, есть свое рациональное зерно. И иррациональное тоже.

Действительно, не так уж много политиков, которые владеют искусством живого общения. Помню, как вместе с замечательным ученым Петром Петровичем Толочко смотрели в тогдашнем Крыму по ящику сюжет о встрече российского президента с аспирантами.

Мэтр исторической науки воскликнул: “Я устраивал встречу нашему “самому демократичному президенту” (речь шла о Викторе Ющенко) с президиумом Академии наук. Он с академиками общался как с аспирантами. А российский “авторитарный лидер”, общается с аспирантами как с академиками!”

Да, в мире единицы политиков, умеющих беседовать с любой аудиторией без чванства, “пыхатости”, чувства превосходства, раздражения, капризности и менторства. Редкий дар!

Но еще реже появляются политики, имеющие здоровые инстинкты. Тем более безусловно доверяющие им.

При этом инстинкты хомо сапиенс вполне изучены. По крайней мере, почти нет сомнений в их классификации в виде трех групп: инстинкты доминирования (власти); продления рода (секса); обеспечения жизни (денег).

Но если суммировать эти грани первичного человеческого кода, возникает очевидный девиз: будь сильнее, заботливее и щедрее, чем соплеменники и станешь вождем. По большому счету, это инстинкты здоровой жизни!

Другое дело, что не всякий хомо готов признаться себе, что база его духовного мира столь элементарна и однозначна. Так ведь хочется верить в высшие забубенные ценности, замыслы, промыслы, как бы возвышающиеся над банальной жизнью.

Это у животных все очевидно. Видел когда-то в одном национальном штатовском парке горизонтальные борозды высоко на коре сосен. Служитель объяснил: медведи гризли никогда не дерутся – слишком сильны для этого и могут покалечить друг друга. Один из них, приходя на новую территорию, просто оставляет заметку на стволе. Другой мишка, увидев метку, примеряется. Если не дотягивает до нее – сразу убегает.

Инстинкт подсказывает ему, что шансов нет, если нет роста, а значит, и силы. И не быть ему хозяином горы.

Политика, конечно, не “мир животных”. Но и здесь лидер, способный инстинктивно оценить себя в моменте и принять сразу правильное решение, всегда победит рассудочного тугодума.

Да и не только в политике. Знаменитый ас Кожедуб говорил, что побеждает в бою пилот, работающий на инстинктах. Правильных, отшлифованных, раскодированных и раскадрованных. Хотя война – это та же политика, только другими средствами.

Вот только где взять нормальные инстинкты?

Один ироничный западный деятель некогда давал подсказку. Когда советовал своим коллегам: никогда не поступай по первому велению души, оно всегда благородное.

В западной цивилизации благородство – главный грех политики. Ибо в их системе координат оно чуть ли не главное свидетельство слабости, прекраснодушия, “лоховатости” персоны. Подобного героя Федор Михайлович Достоевский назвал “Идиот”. Его великий роман, как раз, о том, кем выглядит человек с русскими инстинктами, помещенный в нью-питерскую колыбель западных ценностей.

Когда тот же Зеленский истово воскликнул на встрече с военными: “Я не лох!”, он как раз имел в виду подавление всех первичных инстинктов добра, милосердия и благородства, заложенных предыдущим воспитанием и социальной средой.

Это дедушка его был “лох” в натуре, когда так нерасчетливо освобождал Европу от жестокости, беспредела и злобы нацизма.

Вот и приходит мысль, что суть русской цивилизации – создание общества, соразмерного (политически, экономически, духовно) живым базовым человеческим инстинктам. Или, с другой стороны, загрузка в основной инстинкт массового подсознания общественно-созидательных импульсов.

Кстати говоря, американская Конституция некогда и ставила подобную задачу. Отсюда и секрет взаимного американско-русского притяжения в известные исторические периоды.

Только вот потом в западной ойкумене стал побеждать, как сейчас модно говорить, “трек” совсем других инстинктов, чем те, которые обеспечили выживание и доминирование как вида хомо сапиенс.

Фрейд их назвал “инстинкты смерти”, в противовес инстинктам самосохранения. Это инстинкты совсем другого рода, ведущие не к жизни, а к гибели, разрушению, хаосу, суициду.

Я сюда отношу и однополые браки, и движение “чайлдфри”, и отрицание канонических религий, и даже нашумевший скандал того же Зеленского в Белом доме… Как там пелось у Владимира Семеновича, когда герои его баллады “все хорошее в себе доистребили”.

Но вернусь-ка к книге Ротмана. Если рассматривать политикум через призму его парадигмы, сегодня в глобальной политике происходит вселенская сшибка не только идеологий, стратегий, мировоззрений. Еще и сшибка инстинктов.

Сшибка яростная и трудно прогнозируемая по накалу, рискам, последствиям. Я даже понял Камю, который вслед за восточным мыслителем, мечтал жить в “неинтересные времена”. Сошлись в историческом времени, столкнулись в социальном пространстве лидеры с инстинктом жизни и их антиподы с инстинктом смерти.

Те, кто “за жизнь”, опять-таки инстинктивно, тянутся друг к другу. Порой даже через океан. Но и антиподы – те кто “за смерть”, – кучкуются тоже. Даже саммиты проводят как еэсовский 6 марта. И там почти единогласно, кроме одной Венгрии, двадцати шестью голосами, голосуют за смерть.

Кстати говоря, поражает мощь инстинкта смерти бывшего индустриального флагмана ЕС -Германии. Протесты ее руководства против восстановления Северного потока 2 сравнимы, разве что, с протестом больных коронавирусом против подачи им кислорода по аппаратам ИВЛ.

Еще ошеломительнее заявления Макрона о готовности крошечной, по геополитическим меркам, страны к ядерному конфликту с Россией. Эх, не читал он парижское предупреждение Марины Цветаевой о том, что у Российской Богородицы “строгие глаза”.

Как тут не вспомнить и берлинское прозрение Брехта: идут бараны в ряд, бьют в барабаны. И кожу для них дают сами бараны…

Еще раз акцентирую: мир разделился даже на уровне инстинктов. На одной стороне – вера, надежда, любовь. На другой – страх, ужас, ненависть. Ведь неслучайно именно понятие “страх” стало базовым в современной европейской философии.

Да уж, интересные времена следить, какой основной инстинкт победит. Интересно, аж жуть!

Хотя, почему только следить? Тот же Камю при вручении Нобелевки сказал, что в такие периоды все современники обязаны участвовать в этой драме. От простого обывателя до известного писателя.

И он даже намекнул, на чьей стороне. Но не буду подсказывать. Каждый должен определиться сам. На уровне собственного основного инстинкта.